ЗАПОЛЯРКА-онлайн.рф

«Когда исполнилось 40 дней с момента взрыва на шахте «Воркутинская» и гибели 19 горняков, мне посчастливилось встретиться с одним из выживших – Игорем Муратом. Лилия Мурат гостеприимно приглашает на кухню, где накрыт стол и заварен чай. Игорь сидит рядом со столом на табуретке. Рука перевязана, шрамы на лице. Мы садимся. Лилия и Игорь начинают рассказывать.

Лилия

Нас выписали в прошлую среду, и мы сразу на поезд. Хорошо с билетами в «Северстали» помогли. Андрей Гришин (бывший директор по персоналу «Воркутауголь») умничка, такой молодец. Любой вопрос – летел, звонил. Если будете писать, в первую очередь, всех поблагодарить – его, и Шумейко, и Мельникова. Стас Пархоменко организовал переливание крови. Муж у меня сам почетный донор России. Там, говорят, с детьми приходили. Еще люди готовы были сдавать, но врачи уже сказали: «Хватит». Лечение – все что нужно. Надо консультацию лора – пожалуйста. Персонал очень доброжелательный, начиная с санитарочек. Все «Игорь Иванович, Игорь Иванович». Рассказываю, а у меня мурашки. Все так трогательно…

В день аварии я была на работе. Меня подготовили. Я не знала, что с мужем моим. Я про взрыв не знала! Вот узнала в два часа дня. Думала, с ума сойду. Ноги в руки и в больницу. Естественно, не пускают, говорят: «Вам здесь делать нечего, идите домой».

Потом сказали, он в таком шоковом состоянии был, подошел к телефону – он этого не помнит – звонит и говорит: «Лиля, я хочу кушать». Я его спрашиваю, что ты хочешь? Отвечает: «Хочу манной каши, и бульончика мне принеси». Я несусь со всем этим… Прибегаю, говорят: «А он уже улетел с МЧС». А МЧС московское, приземлились на Советском. У меня сестра с мужем на машине, понеслись туда. Меня уже собирались на борт брать, летчики наши договаривались. Подъехали, а самолет у же в небе.

Я быстро билет на поезд. Билетов нет. Нашли какой-то… Я говорю: «Мне хоть стоя». Сестра говорит: «Поехали на шахту». Приехали. Там как раз Гайзер был, встретили очень хорошо… Делегация из Сыктывкара как раз улетала. Сказали, если успеваете собраться за полтора часа, полетите с нами, а у меня уже сумка собрана была.

Летела с пересадкой. Мне уже в Сыктывкаре гостиница была забронирована, утром за мной приехал водитель, в Москве с табличкой «Северсталь» встречали и сразу повезли в Вишневского. Все организовано было до такой степени идеально! Все «по зеленой». Я прилетела, сама бы не сообразила ничего…в таком состоянии.

Мою сумку забрала девочка, я ее в первый раз видела, такая молодец! Работает в офисе. Мне стыдно, фамилию ее не спросила. Знаю, что зовут Светлана. У нее папа и брат тоже работали на шахте. Она сказала: «Я знаю, что это такое». И помогала во всем. Его же голого увезли, только простынкой укрыли. Ни одежды, ни паспорта. Я это все сгребла дома… Звонили очень многие, предлагали помощь, машину, гостиницу, квартиру рядом с больницей. Но где я в гостинице готовить буду? У него же ожог дыхательных путей. И одной в гостинице тяжеловато было бы сидеть, а так хоть общение.

Ой, вы что! О шахте и речи сейчас не может быть! Он еще слабый. По голове его очень хорошо… Спасло, что он в сознании был. Если бы был без сознания, горел бы заживо. У него ожоги первой, второй, третьей степени – все есть. Шея была обугленная, черная корка. Еще спасло, что была хлопчатобумажная одежда, не синтетика.

В причинах без нас разберутся. Самое главное, он живой остался. Это чудо такое. Человек в рубашке родился. Когда я прилетела в Москву, к профессору меня повели. В реанимацию не пускали, я неделю просто сидела внизу, возле охраны. Потом, наверное, сжалились, потому что я когда кого-то в белом халате видела, хватала сразу, чтобы хоть какую-то информацию получить. У него глаза были обожженные, он не видел ничего. Я ему записки писала, ему читали. И профессор сказал: ваш муж в рубашке родился.

Второй раз у него так. Он служил в Ленинакане, где землетрясение было. Они сидели в машине, вывозили семьи офицеров. Он выскочил, на машину дом упал.

В шахту однозначно я его больше не пущу. У него, конечно, травмы тяжелые. По голове досталось очень хорошо. Голову мы не чувствуем еще. Когда его перевели в палату, я не могла ни одну футболку надеть, больно было. Выписка на две страницы…

Тяжело. Он не знал, что, как. Потом Андрей Гришин сбросил ему список погибших на телефон.

Болит? Или ляг. Стараюсь его выводить, но устает сильно. И одного не отпускаем.

Игорь

Кровь сдавали ребята с шахты, да? Они проездом были. Тела на Украину отвозили, с восьмого участка. Вот я сам себя сфотографировал, когда глаза начали открываться. Как жене звонил, не помню. Это мне рассказывали.

У меня голова еще немая. Меня здесь быстро заштопали и в самолет. Почти все помню. Ребята с восьмого участка меня вывезли. Рядом были. Механик и слесарь. Я когда чуть-чуть в себя пришел, на мне еще горело что-то. Вот эта рука свободная была, я ею помахал, попытался вылезти, а что-то придавило. Не могу вылезти и все! Ноги как отсушило – придавленные. У меня тут шрам, и тут ссадина. Кричать начал, подняли, вытащили…

Сам взрыв я не помню, ну не помню я его! Не помню…Я работал. Помню. И как очухался – помню. Взрыв не помню. Бывает такое: в шахту опускаешься, что-то не нравится, муторно как-то, в клети едешь – даже перекрестишься мысленно. А здесь все нормально было. Но тишина была. Обычно люди бегают по участку… Даже в голове крутанулось: если что-то случится, буду голову руками прикрывать, надо сгруппироваться. Такое предчувствие было. Это я потом вспоминал. Вот не нравилась мне эта тишина, обычно люди бегают. Движение есть. А тут – тишина. Туда вниз смотрю – нет никого, на лаву смотрю – тоже нет никого. Да что такое! Как-то не так было. Вот так я подумал. Потом время прошло… И – как, что? Не знаю.

Да ничего там не отключали. Сейчас таким не занимаются. Никто шутить с этим не будет. Я за свою жизнь ни разу не видел, чтобы датчики накрывали. Я хоть и не на добыче работал. Но 22 года в шахте. Комиссия разберется.

Ребят жалко…

А меня мама под счастливой звездой родила. Нас трое рядом было, я один выжил… Я столько в голове прокручивал, все вылезает что-то новое, новое, новое… Не могу… Помню как-то страшно было, жутко, тихо, никого нет…

Да ничего, посижу. Все время лежать тоже… Как с дитем малым…»

БНКоми