Корреспондент «В+» Артем Орлов, запасшись валидолом, начинает цикл статей под общим названием «Работать страшно». Задача журналистских экспериментов, посвященных людям самых непопулярных профессий, – показать изнаночную сторону особенностей работы. В этом номере выходит первая часть очерка, который посвящен довольно загадочной профессии – патологоанатом.

На моих часах 7:27 утра. На улице пасмурно. Я паркую машину у здания городского морга. Еще есть время, и мы вместе с фотографом закуриваем. Вероятно, сказывается волнение. «Оставь надежду всяк сюда входящий». И, тем не менее, заходим, поднимаемся на второй этаж. Проходим в светлый и уютный кабинет, где нас уже ждут.

Мне протягивает руку высокий, крепко сложенный человек, с открытым и располагающим к себе лицом. Он облачен  в синий хирургический костюм – это «герой нашего дня», «глаза и уши» воркутинской медицины,  врач-патологоанатом, заведующий патологоанатомическим отделением  Воркутинской  больницы скорой медицинской помощи Андрей Владимирович Лапшин. Доктор в кабинете не один. Мы знакомимся с Игорем Владимировичем Шпулиным, врачом высшей категории, ведущим хирургом городской больницы.

У доктора Лапшина сегодня очень плотный график. Можно сказать, что мы выбрали удачный, в определенном смысле, день. У доктора впереди три патологоанатомических исследования. Потом – так называемая «вырезка». И уже затем – микроскопическое исследование образцов. Я пока не могу сказать, что все это значит, но Андрей Владимирович загружен до предела.

Рабочий день у врача-патологоанатома начался задолго до нашего визита. Как правило, около половины седьмого доктор Лапшин уже на рабочем месте. Это привычка, выработанная годами, если юмор тут уместен. Забегая вперед, замечу, что такой подход к распределению рабочего времени вполне обоснован: работа врача-патологоанатома требует невероятной концентрации и внимания. С утра, пока мозг еще не утомлен и никто не отвлекает – работается лучше.

Артем Орлов. Работа патологоанатома требует особой стрессоустойчивости.

Тем временем, пользуясь естественной паузой,  мы беседуем с доктором Лапшиным. Речь зашла о цинизме. Вот так – встретились два «одиночества» – журналист и патологоанатом. Есть что обсудить. Наш фотограф приводит доктору пример известного журналистского цинизма.

– Это будет звучать грубо и цинично, но я вам другой пример приведу, – отвечает Андрей Владимирович. –  В больнице лежит пациент, и никто не знает, в какое его отделение поместить. И один из руководителей больницы говорит: «Давайте проведем конкурс, кто же заберет пациента». Я разворачиваюсь и говорю: «А можно мне поучаствовать?» Вы знаете, это все равно, что сравнивать профессии. Цинизм присутствует везде.

– Лишенные этого качества из наших профессий ушли, – замечаю я между делом.

Мы с Андреем Владимировичем понимающе улыбаемся.

– Среди обывателей бытует мнение, что врачи привыкли к чужой боли. Я имею в виду врачей-клиницистов, – продолжает доктор. – Могу однозначно сказать, что обыватель не прав, потому что врач в разговоре с больным, с пациентом, держит себя. А вот когда он приходит ко мне, выложившись для этого пациента на тысячу процентов, а больной все равно умирает – вот тогда у мужчин глаза «на мокром месте», а женщины просто плачут.

Как говорит доктор Лапшин, «патологоанатом – это врач без пациента». Он посвящает нас в тонкости производственных взаимоотношений между врачом-клиницистом и врачом-патологоанатомом:

– Патологоанатом – жандарм для лечащего врача. Ему дана власть над лечащим врачом, в том смысле, что он обязан сличать клинический и патологоанатомический диагнозы после своего исследования, – объясняет Лапшин. – Любому лечащему врачу не нравится, когда коллега говорит ему, что в данном случае есть расхождение, что здесь вы не правы.

– Ну что, ребята, идем работать? – очень бодро заявляет доктор Лапшин.

Для нас подготовили нашатырный спирт, на всякий случай, если станет плохо. Андрей Владимирович заверяет меня, что такая реакция – когда становится нехорошо – это нормально, ведь вскрытие все-таки – зрелище не для слабонервных.

– В девяностые годы к нам приходили группы милиционеров. Человек по десять-пятнадцать. Так вот, в каждой группе был хотя бы один, который падал в обморок, – заключает доктор.

«Безумству храбрых поем мы песню» – декламирую я про себя, в то время как мы спускаемся на первый этаж, в секционный зал – то самое место, где происходит патологоанатомическое исследование объектов. Никто здесь не скажет: вскрытие трупов – непрофессионально. Сам зал – чистая, просторная, покрытая кафелем комната, со столами, стоящими посередине. Это – как операционная у хирурга – «святая святых», куда посторонних, как правило, не пускают. По этическим соображениям, а также исходя из понимания термина «врачебная тайна», нас убедительно попросили не снимать и не записывать на диктофон процесс патологоанатомического исследования.

На часах – начало девятого, и доктор Лапшин приступает к первому объекту. За процессом тщательно наблюдают уже три врача.

Как бы там ни было, но то, что я вижу, для меня все равно – шок. Я черпаю силы в профессионализме докторов – в их сугубо профессиональном отношении к происходящему. Уверенные движения, уверенная речь – невольно и в меня вселяют некое подобие уверенности. Наблюдая за процессом, я начинаю вдруг осознавать, что многие из тех вопросов, которые я хотел задать патологоанатому, попросту…не актуальны, что ли… В общем, не стоит их задавать. Я все вижу своими глазами – какие уж тут вопросы…

Однако стоит заметить, что смерть в данном контексте в минимальной степени ритуализована. Это уже не ритуал, окутанный тайной мистических потоков загробной жизни. Это не глубокое переживание. Нет. Это профессия – что-то очень будничное, в чем нет горя, а есть только профессиональный интерес. Нет боли утраты, а есть набор функций, обязанностей, если хотите, которые доктор Лапшин совершенно спокойно выполняет. Даже буднично, я бы сказал.

Периодически около стола возникают молниеносные вспышки споров между врачами. Процесс сопровождается постоянным комментированием и обсуждением. Это похоже на небольшой импровизированный консилиум. Работа идет быстро. И работа, надо заметить – непростая. Доктор Лапшин тщательно изучает объект, постоянно надиктовывая фельдшеру-лаборанту результаты.

Через час исследование окончено. Андрей Владимирович снимает фартук и перчатки, тщательно моет руки. Краткий перекур. Врач диктует окончательный диагноз – результат патологоанатомического исследования. Достоверно установлена причина смерти объекта.

Тем временем в прозекторской появляются другие доктора, пришедшие на следующие вскрытия. Перекур окончен. Андрей Владимирович облачается в фартук. Процесс исследования отнимает немало сил. А таких исследований у доктора впереди еще два. И это только начало рабочего дня – на часах 9:00.

Продолжение в следующем номере.

 

Текст: Артем Орлов
«Воркута Плюс»

 
Распечатать