ЗАПОЛЯРКА-онлайн.рф

Фото Кирилла Затрутина

– После окончания сезона прошло еще совсем немного времени. Удалось отдохнуть?

– Еще не до конца отдохнул. На днях полечу на море, там в полной мере восполню пробел. Но я не буду лежать на шезлонге и бездельничать. Мы едем компанией из шести человек – все спортсмены. Договорились, что возьмем кроссовки, будем бегать и в спортзал ходить.

– Это привычный отдых для спортсмена в межсезонье. А как вы отдыхаете во время тренировок и соревнований?

– Любой стандартный набор – посмотреть фильм, например. Если ты дома, то это общение с родными. Или чтение книг. Недавно я пришел в гости к родителям супруги, попросил дать что-нибудь почитать. Мне дали книгу про Николая II. И я действительно что-то нашел в ней.

– Вы много читаете?

– В интернете читаю много – различная специальная литература и просто информация. А на художественную литературу остается не так много времени. На сборах в семь часов заканчивается ужин, а потом может быть массаж или другая процедура. У тебя совсем маленькое окошко для своих дел. И за это время надо успеть пообщаться с родными, зайти к друзьям.

– Вы помните тот момент, когда решили серьезно относиться к лыжным гонкам, быть дотошным в мелочах?

– Такого переломного момента не было. С течением времени ты понимаешь, что надо обращать внимание на разные моменты. Какие-то вещи не стоит позволять себе, где-то надо надавить на свое желание. Профессиональный спорт – это много ограничений.

– Победитель «Тур де Ски» этого сезона Александр Легков в одном из своих недавних интервью сказал, что стал немного повернутым на подготовке: он постоянно моет руки, ни с кем за руку не здоровается, есть и спать ложится вовремя. Вам такой подход к тренировкам и соревнованиям близок?

– Я читал про известного биатлониста Уле Эйнара Бьорндалена о том, что он дотошен в теме чистоты, аккуратности. Он редко вообще с кем-то здоровается за руку, чтобы не подхватить какую-то заразу. Я стараюсь быть открытым. Бывают периоды, когда требуется не расплескивать энергию. Тогда я стараюсь максимально сокращать общение. Но не только Легков так делает, многие ребята на соревнованиях закрываются, уходят. Общения практически нет. Если кому-то это помогает, значит это хорошо. Если говорить обо мне, то у меня есть общение с родными, с супругой, есть близкие люди, которые мне помогают. Но за руку я всегда поздороваюсь (улыбается). Иногда, когда люди пытаются рассказать о своих проблемах, я ставлю заслон: ничего не вижу и не слышу.

– Специалисты отмечают технику вашего классического хода. Сколько в этом заслуги тренера, а сколько вам было дано от природы?

– В большей степени это заслуга тренера. Я бы даже сказал, процентов 90. Некоторые говорят, что могут поставить технику за две недели. Я вам скажу, что я 16 лет занимаюсь, и каждую тренировку мы что-то шлифуем, что-то делаем, отрабатываем. Нам и сейчас кажется, что техника не такая совершенная. В плане механики движений мне все легко дается. Я сразу понимаю, что надо сделать, какие части тела и мышцы подключить.

– Был момент, когда вы в чем-то не доверяли тренеру?

– Слава богу, нет. Я тренируюсь со своим первым тренером Владимиром Стрепневым. У нас уже давно отношения стали приятельскими. Мы с ним друзья. Я считаю, что этот человек не исчерпал себя, он всегда в поиске. Недоверия не возникает потому, что всегда есть четкая аргументация: как он видит ту или иную вещь, для чего мы ее делаем. А еще мы вместе работаем и потому, что у нас совпадают взгляды.

– А с какими мыслями вы вспоминаете 15-километровую гонку на чемпионате мира в Осло в 2011 году, в которой вы финишировали четвертым?

– Сейчас я был в Москве, где лечил спину. В один из дней я стоял в метро и вспомнил про то, что был четвертым. Два года назад я считал это успехом, а сейчас считаю неудачей. Наверное, чтобы чего-то достичь, и надо считать, что это была неудача. Если в голове отложить, что это был успех, то, наверное, на этом можно закончить карьеру.

– Почему произошла переоценка?

– Трудно сказать. Если я был тогда четвертым, то мог бы быть и в призерах. Разница там небольшая была. А сейчас атмосфера соревнований не так давит, я могу себя вести по-свойски на стартах, чувствую себя комфортно. Могу отключиться. Этот этап сначала проходишь на внутрироссийских стартах, а потом перекладываешь на более серьезные турниры, как чемпионат мира.

– Про спортсменов говорят, что это не простые люди, а сверхлюди. Вы прикладываете очень много усилий, чтобы быть сильнейшими на планете в своем виде спорта. Вы себя, в некотором роде, ощущаете необычным человеком, сверхчеловеком?

– В секции приходит заниматься большое количество людей, а остаются единицы. Это те, кому дано в какой-то степени. Что касается меня, то я думаю, что мне дано в этом виде спорта. Это, может быть, не моя заслуга, что у меня получается. Конечно, этот процент есть. А сверхчеловеком я себя не ощущаю. Думаю, если я месяц не потренируюсь, то буду такой же обычный парень, который, если пробежит километр, то будет страдать одышкой. Внутри я считаю себя обычным человеком, но когда люди подходят и просят автограф, причем не на стадионе, а на улице, то начинаешь понимать, как к тебе относятся люди, которые не занимаются спортом профессионально. Я когда-то сам был таким человеком. Вспомнить ту же Елену Валерьевну Вяльбе, которая выиграла все золотые медали на чемпионате мира в 1997 году. Я смотрел на нее и ее коллег и думал, что это боги, люди с другой планеты. А сейчас я с ней спокойно здороваюсь, мы общаемся. В жизни все возможно, грань тонкая, поэтому я себя не ощущаю так. Правда, я иногда думаю, зачем я занимаюсь лыжным спортом. Ведь ты родился, ходишь по земле, как все. Зачем тебе доказывать, что ты в чем-то сильнее? Зачем ехать на турниры, чтобы посоревноваться с другими парнями, дядьками? В этом есть небольшая доля странности, в том плане, что ты сам хочешь что-то себе доказать. Это своя фишка жизни.

– Правда, что, когда вы были ребенком, именно мама хотела, чтобы вы занимались спортом, стали чемпионом?

– Не так все было (улыбается). Мама сама занималась спортом. Она понимала, что это очень тяжело. Всегда же хочется, чтобы у твоих детей не было проблем. Я сейчас сам стал отцом и понимаю ее манеру поведения. Сейчас я ее понимаю, она хотела, чтобы у меня не было сложностей. Ведь любой спорт, в частности лыжный, это сумасшедший труд. Здесь халявщикам не место, они попросту ничего не добьются. Меня отдавали на плавание, на борьбу, какое-то время я танцами занимался. И когда мама была беременной, лежала в больнице, я бросил танцы. Это был удобный момент.

– Танцами долго занимались?

– Два месяца. Но в течение года меня звали обратно, говорили, что из меня что-то может получиться. В школе я до 11 класса постоянно танцевал на всех праздниках. Да и сейчас я не против потанцевать на дискотеке.

– Как-то я случайно стал свидетелем того, как во время чемпионата России на республиканском лыжном комплексе имени Раисы Сметаниной в Выльгорте спортсменки, которые не выступали в тот день, забавно обсуждали, в какой ночной клуб они пойдут после окончания турнира.

– Даже по их словам чувствуется, что такого отдыха не хватает в жизни спортсмена. Простые люди в пятницу вечером могут решить, что сейчас они пойдут в ночной клуб. А мы решаем это за месяц. Мы и сами как-то решали за четыре месяца то, как будем отмечать окончание сезона. Это редкое событие – куда-то сходить, отдохнуть.

– Как в итоге отмечали окончание сезона?

– Посидели в бане (улыбается).

– Во время финального этапа Кубка мира по биатлону в Ханты-Мансийске в этом году группа иностранных биатлонистов во время последней женской гонки вышла на трассу и спустила штаны. Они хотели эпатировать, развеселить девушек. Вы смогли бы повторить что-то подобное?

– Нет, вряд ли. Хотя я люблю юмор и раскрепощенный человек. Правда, если ты один будешь шутить подобным образом, то это больше похоже на дурость. А когда делаешь такое в компании, то это весело, забавно. Но у нас в команде, по-моему, нет сподвижников, которые могут что-то подобное сделать.

– Когда после гонки к вам подходят журналисты, как вы на них реагируете? Бывает такое, что вам не очень хочется общаться?

– Я себя особо не пересиливаю. Мне приятно общаться. Правда, в моей карьере, может быть, еще не было каких-то неудобных моментов. Поверьте, я не постесняюсь отказать, корректно объяснить, что сейчас не могу беседовать. Предложу встретиться в более подходящей обстановке. Но я считаю, что спортсмены в большинстве случаев должны общаться с журналистами. Ведь люди интересуются тобой, смотрят трансляции. Кто-то из молодых спортсменов пытается почерпнуть для себя что-то.

– Вам важно быть нужным для болельщиков? Важно знать, что за вас переживают, что чувствуют свою сопричастность?

– Нельзя сказать, что это очень важно. Ты об этом думаешь в меньшей степени. Сначала думаешь о себе, о результате. Ты только после финиша приходишь к этой мысли. Наверное плохо, когда за тебя не переживают болельщики, ты никому не интересен. Для кого-то этот вопрос очень важен, ему необходимо, чтобы о нем говорили, узнавали. Мне приятно, что за меня болеют, но я на этом не зациклен. Не могу же я заставить людей, чтобы я им нравился. Это не первоочередная цель.

– Как вы относитесь к тому, что в России болельщики превозносят спортсмена, когда он показывает результат, а когда он сдает позиции, то втаптывают в грязь?

– Если спортсмен выступает плохо, то он сам готов себя втоптать в грязь. Это обычная человеческая реакция. Психология и философия у людей в России другая, чем в Европе. Там начинают жалеть, а потом разбираться. Но и поругать могут. У нас так, и надо к этому относиться не так остро. Да к тому же, люди имеют право высказывать свое мнение.

– Оно порой очень сильно бьет по спортсменам.

– Здесь можно посмотреть и с другой стороны. Если говорят отрицательно, то, значит, смотрят, наблюдают.

– Вам нравится жить в нынешней России?

– Да. Я не жил в сознательном возрасте во время перестройки и после. Знаю, что тогда было сложно. Сейчас я горд, что я гражданин России. Во время чемпионата мира в Норвегии в 2011 году, где мы прожили месяц, была возможность увидеть, как там живут люди. В Норвегии комфортно, но, честно скажу, мне так домой хотелось в Сыктывкар, в родной город. Там все – чужое. Понятно, что в комфорте жить хорошо. Но там не все свое. Может быть, в этом и есть доля патриотизма. Мне нравится в Сыктывкаре, этот город мне подходит. Вроде далеко от Москвы, но это всего полтора часа на самолете.

– Вам удается следить за политическими событиями? Вам это интересно?

– Только из новостей. Не каждому в команде интересно пообщаться на политическую тему. Мне интересно.

– Насколько для вас важен комфорт? Например, спать на большой кровати во время стартов и тренировок?

– Любой результат из мелочей складывается. В идеале, конечно, хочется, чтобы была просторная комната, чтобы не надо было вешать вещи на шторы, телевизор или сооружать конструкцию из палок. Кажется, что Европа далеко впереди в этом вопросе, но это не так на самом деле. Один раз в Тронхейме нас поселили в гостинице, мы жили рядом с церковью, где коронуют монархов. А в гостинице кровать маленькой была. На утро все жаловались на это. Конечно, в идеале всем хочется жить по отдельности.

– Какое качество бы больше всего цените в человеке?

– Важно, чтобы человек был коммуникабельным, хорошо приспосабливался к обстоятельствам. Я, например, могу ко всему приспособиться.

– Какие вещи вы не любите?

– Я люблю, чтобы люди были открыты. Вранье мне не нравится. Некоторые считают, что недоговорить – это не значит соврать. Смотря что недоговорить. В нашей семье мы с супругой все говорим друг другу. Кроме как на доверии отношения не выстроить.

– О чем вы мечтаете вне спорта?

– Это зависит от настроения. Хочется быть полезным для общества, помогать. Нет желания идти в политику. Мне не хочется просиживать место. Я лучше буду выращивать помидоры и огурцы. Недавно думал о том, чтобы заработать на жизнь, уехать на 40 километров от Сыктывкара, поставить там дом, теплицы. А потом дети подрастут и будут туда к нам приезжать. Хочу жить в свое удовольствие, путешествовать. Не хочется в 30 лет становится пенсионером, есть желание в каком-то роде остаться в спорте, но не быть тренером. Хотя свой опыт готов передать, например, работать консультантом. Пока у нас нет преемственности. Каждый сам за себя, сам все постигает. А ведь надо в человека вложить много, чтобы он не с ноля стартовал. Это важно.

– Какую профессию вы мечтали бы освоить?

– Мне понравилось учиться в техническом вузе (Волженцев отучился в Ухтинском государственном техническом университете – БНК), но себя я сложно представляю в бурении нефтяных скважин или в лесной промышленности. О какой-то конкретной профессии я пока не думал. Хотя понимаю, что это будет необходимо.

– В вашей жизни есть недоброжелатели, враги?

– Может быть, и есть, но пальцем ткнуть в них не могу (улыбается). В открытую мне никто не говорит.

– Насколько много вы присутствуете в социальных сетях?

– У меня была страница во «ВКонтакте», но в январе я ее удалил. И не скажу, что я там проводил много времени. Я просто пошел на поводу у моды того времени. Все были там, и я пошел туда. Мне кажется, что это не мое. Я вроде и публичный человек, но мне не нравится выставлять фотографии, чтобы их обсуждали. При этом я не осуждаю тех, кому это необходимо.

– Какие сайты у вас на домашнем компьютере в закладках?

– Как таковых закладок нет, я просто захожу на несколько привычных сайтов – bnkomi.ru, skisport.ru, flrg.ru. Ну и, конечно, погода. Все зависит от того, какие мысли возникли в конкретный день. Захотелось мне что-то узнать о мифологии Древней Греции, то я это и ищу.

– А что у вас за телефон?

– Это самый первый iPhone. Его подарил отец моей супруги. Я гаджеты почти не покупаю, у меня есть MacBook, и его хватает. И поверьте, я использую телефон только как телефон. Там нет ни одного приложения. Для фотографий у меня есть фотоаппарат. Еще там экран маленький, поэтому, когда я хочу что-то посмотреть или почитать, я делаю это на компьютере.

– Играете в компьютерные игры?

– Нет. Когда все стали играть в GTA, то эта игра меня захватила на два дня. А после я в нее не играл. Была приставка, но меня опять-таки ненадолго хватило. У меня нет маниакального желания играть. Хотя в сборной есть ребята, которые сильно увлечены компьютерными играми. Могут в Counterstrike по сетке поиграть и стратегиями увлекаются. Был один смешной случай. Перед чемпионатом мира в Норвегии на сборе мы сидели с Евгением Беловым и Костей Главатских в столовой. Женя купил новый iPhone и стал скачивать приложения. Тогда мы в телефоне на время разматывали туалетную бумагу. Это было забавно. Мы поиграли день-два и забыли про это.

– Это такое приложение – разматывать бумагу?

– Да. Пальцем по экрану водишь и разматываешь. Соревновались, у кого быстрее пальцы работают. Это было интересно и весело. Опять-таки у нас был спортивный интерес. Тогда на сборах жил я в домике с Максимом Вылегжаниным, Костей Главатских, Женей Беловым и доктором. И вечером я предложил поиграть в балду, ассоциации. Это игры, которые сплачивают коллектив. Все потом вспоминали этот вечер. Мне больше такие игры нравятся, когда много людей.

– А какую передачу смотрели в последний раз по телевизору?

– Мне нравится военная тематика. Когда я был в Москве, как раз показывали передачу про военных авиаконструкторов. Меня это манит. Мне бы хотелось быть летчиком-истребителем. Редко я попадаю на какие-то передачи. Смотрю канал «Россия-24».

– Что вас может эмоционально подпитать?

– Мне нравится смотреть хоккей. В мае я буду однозначно смотреть чемпионат мира. Это придает сил. И конечно, иногда пересматриваю свои гонки, смотрю, что неправильно сделал, где добавить.

– А вы знаете, что такое gangnam style и harlem shake?

– Да. Gangnam style – это вообще смешная штука. Мы даже немного пытались изображать, когда были на сборах в Финляндии. В выходной день взяли покататься снегоходы, потом немного повеселились под музыку.

– Это где-то опубликовано?

– Нет. Это видео для личного просмотра, хранится дома. Все ребята – обычные люди. У всех внутри что-то сидит, и иногда оно прорывается.

– А это не мешает тренировочному процессу? В США, например, спортсмены могут подурачиться, снять смешное видео. А в России принято быть скромнее. Тренеры следят за тем, чтобы спортсмены не позволяли себе лишнего, максимально концентрировались на подготовке.

– У нас в России приветствуется держать людей в напряжении. Вплоть до того, что в 22 часа ты должен выключить компьютер. А если увидят, что ты еще сидишь перед монитором, то и забрать могут. Лично я не поддерживаю такую политику. Свободу нельзя у человека забирать. Это его мир, тем более, если он четко на тренировке выполнил свою работу. Надо дать ему возможность отдохнуть. У нас в России присутствует строй. Может быть, именно поэтому люди и не могут раскрепоститься.

– А вы видели спину Марит Бьорген?

– Мне б такую спину. Серьезная женщина (улыбается). Бицепсы у нее, наверное, больше моих. Я слышал, что она около 100 килограммов толкает от груди. У меня точно такие же показатели. Наверное, в том, как она выглядит, есть какая-то красота. На самом деле она очень привлекательная девушка.

– Когда вы были помладше, вас из-за вашего мощного носа дразнили?

– Дразнили, но я к этому нормально отношусь, хотя какое-то время обижался. Думал сделать операцию. Когда ты постоянно находишься на сборах, то личную жизнь сложно устроить. Потом еще кто-то скажет, что нос у тебя большой и кривой. И тогда даже могло показаться, что именно нос – это помеха, из-за которой у тебя нет отношений. Сейчас уже больше в юморном плане принимаешь ситуации с носом. Я ведь могу на шутку про нос в ответ накинуть еще пару шуток. Я заметил давно такую штуку: когда в юмор переводишь, то проще жить, с людьми быстрее контакт находишь. Если человек к тебе настроен недружелюбно, а ты будешь переводить все в юмор, то он смягчается. Юмор – это как супероружие. У меня много друзей появилось благодаря чувству юмора.

БНКоми