Животная эвтаназия или история о том, как мы провожали «в последний путь» нашу собаку

Сравнительно недавно городская пресса интенсивно освещала ситуацию вокруг  бездомных животных. Тема была актуальна. Граждане активные и небезразличные, кучкуясь по митингам, засыпали компетентные органы петициями и письмами в попытках отстоять право четвероногих обездоленных на приют. То была громкая история… Моя же история будет, напротив – тихой, замкнутой в пределах одной семьи. Моей семьи. История эта тоже в некотором роде посвящена теме приюта. Последнего приюта для тех питомцев, которым посчастливилось иметь хозяина.

Откровенно говоря, это нам посчастливилось быть хозяевами нашего пса. Зверь веселый и очаровательный, он не создавал хлопот. Жил себе и все. И в этом, вероятно, был мудрее всех нас. Природа человека такова, что он начинает ценить что-либо лишь тогда, когда этого лишается. Ни мои домочадцы, ни я, исключением, к сожалению, не являемся. За все тринадцать лет, что он с нами прожил, мы так и не смогли понять, что пес этот – не есть нечто само собой разумеющееся, не есть данность. Более того, мы не поняли этого даже в те дни, когда он мучительно умирал. Не до этого было. Понимание, оно, как боль, – приходит после. И в какой-то степени оно и есть, эта боль.

Дело не в том, что мой пес умер. Дело в том, как это произошло. Мы впервые столкнулись с необходимостью усыпить животное. И на этот счет у нас сомнений не было. Не надо было быть ветеринаром, чтобы понять, что это конец. Единственное, что мы могли сделать для нашего пса – это прекратить его страдания. Но оказалось, что морально-этическая сторона этого вопроса – не самая большая проблема. Истинная проблема заключалась в следующем: как произвести эвтаназию, если никто в нашем городе не имеет на это права? Усыплять или нет – это дилемма для москвичей и жителей крупных городов. У нас, у воркутинцев, такого выбора нет вообще: даже если вы решитесь упокоить своего питомца, вы попросту не сможете этого сделать, оставаясь в рамках закона. Я решил написать эту статью только потому, что мы в тот момент остались со своим горем один на один, не зная, что делать и к кому обращаться. В итоге, мы нашли выход.

Итак, с точки зрения закона, медикаментозная эвтаназия животных разрешена. В ветеринарных нормативных актах четко прописаны требования, которым должен соответствовать акт усыпления. Главным требованием является гуманность эвтаназии. Что, разумеется, логично, исходя хотя бы из смысла самого слова, перевод которого с греческого языка на русский дословно будет звучать как «хорошая смерть». Эвтаназия считается гуманной, если животное уходит без боли и мучений. В тексте закона четко прописаны препараты, применение которых обеспечит гуманный подход. Кроме того, правом усыплять животных обладает исключительно только врач-ветеринар. Наиболее гуманный способ усыпления проходит в два этапа. Первым уколом животное вводят в состояние глубокого наркоза. И только удостоверившись, что препарат подействовал должным образом, ветеринар делает второй укол, который останавливает сердцебиение и дыхание. Далее, врач констатирует смерть через пять, десять и пятнадцать минут.

Все вроде бы логично и правильно. Конечно, мы тоже в первый же день, когда собаке стало невыносимо плохо, обратились к ветеринарам Воркутинской станции по борьбе с болезнями животных. К кому же еще обращаться, как не к ним? Мы приехали с псом на руках, он уже не ходил. Собаку посмотрели, сказали:

– Не жилец ваш песик.

И как гром среди ясного неба:

– Но помочь мы вам не можем. Мы не имеем права усыплять животных.

Нет, не подумайте, что к нам отнеслись без сочувствия. Просто, как оказалось, воркутинские ветеринары действительно не имеют такого права. И вот в чем, собственно, дело:

– Мы не имеем права усыплять животных по той причине, что у нас нет биотермических ям и скотомогильников. Положа руку на сердце, в совершенно безнадежных ситуациях мы идем навстречу посетителям, хотя и понимаем, что поступаем неправильно – в противоречие действующему законодательству. Однако в таком случае вся ответственность за надлежащую утилизацию трупа животного ложится на владельцев, – комментирует ситуацию начальник государственного бюджетного учреждения Воркутинской станции по борьбе с болезнями животных Лариса Галашевская.

Вот Лариса Михайловна говорит, что в безнадежных случаях они идут навстречу. Я охотно верю и не подвергаю это сомнению. Просто нам, видимо, не повезло. На нашего песика, небольшого, кстати, не нашлось даже должного количества препарата. Да и откуда ему взяться, если ветеринарная станция действительно лишена возможности этим заниматься? Тогда кто? Кто может нам помочь? Что вообще делать? Это было утро первого дня наших «хождений по мукам».

Пять суток мы не переставая куда-то звонили, куда-то бегали. Родители мои не спали в эти дни. Они постоянно ставили нашему псу уколы в надежде хоть как-то облегчить его страдания. Пес терпел. Терпел сколько мог. Он уже не ходил, не ел и вообще потерял всякий интерес к жизни. Животные, в отличие от человека, совершенно иначе переносят хроническую боль – они забиваются в тихий угол. И наш Джонни забился бы тоже, если бы мог. Его били судороги, инсульты случались один за другим. И только в последнюю ночь терпение его иссякло. Он стал скулить, а затем выть. Страшно выть. Безнадежно.

Каким же чудом, знает только бог, мы на пятые сутки нашли телефон добрейшего человека, который смог нам помочь. Вот как, оказывается, обстоит дело. Существует нормативный документ под названием «Ветеринарно-санитарные правила» от 4.12.1995 № 13-7-2/469, который регламентирует вопросы утилизации биологических отходов, к которым относятся трупы животных. Так, на ветеринарной станции ваше животное усыпляют. Труп животного остается на станции и передается коммунальным службам города во исполнение пункта 1.4 данных «Правил». Дословно он звучит так: обязанность по доставке биологических отходов для переработки или захоронения (сжигания) возлагается на владельца (руководителя фермерского, личного, подсобного хозяйства, акционерного общества и т.д., службу коммунального хозяйства местной администрации). Как известно, ранее в Воркуте этим занималось Спецавтохозяйство. Теперь САХа нет и заниматься этим некому. Я понимаю ветеринаров и, упаси бог, их не виню. Требования к захоронению трупов животных весьма строги. Если бы я стал их здесь перечислять, они превысили бы объем статьи. Законодатель в данном случае просто перестраховывается, несколько ужесточая требования и выводя их за границы достаточных, что понятно и правильно: перспектива эпизоотии бешенства, например, которая лавинообразно переходит в эпидемию, ужаснет любого.

Вот тут мне бы и хотелось немного поругать наших граждан. Любой ветеринар знает, что большинство владельцев животных труп закопают в овраге. Если закопают вообще. Наш городской овраг – вот вам импровизированный скотомогильник. Об исполнении требований правил говорить и вовсе не приходится. Так, например, «размер санитарно-защитной зоны от скотомогильника (биотермической ямы) до жилых, общественных зданий – 1000 м». А там совсем рядом жилые дома, школа. Туда люди ходят, пикники устраивают. Так что ветеринару есть о чем задуматься, прежде чем животное усыпить.

В общем: куда ни кинь, всюду клин. Чтобы животное усыпить и захоронить, все должны нарушить закон. И сам закон в этом совершенно не виноват: он не предполагал, и более того, не должен был предполагать, что в маленьком заполярном городе все заботы, как по усыплению, так и по захоронению домашних животных, целиком и полностью лягут на владельцев.

– Мы с администрацией уже и землю отводили, там, на полигоне, под скотомогильники. Потом администрация поменялась. Далее, у нас вроде бы уже был проект плана, но администрация почему-то решила, что заказчиком являюсь я. Хотя, с точки зрения закона, вопрос этот именно в компетенции администрации, – говорит начальник Воркутинской станции по борьбе с болезнями животных Лариса Галашевская. – Затем Сыктывкар нам говорил, мол, подождите, может быть, биотермические ямы и скотомогильники передадут в структуру ветеринарной службы. Но этого пока тоже нет. Все это похоже на ситуацию вокруг приютов для бездомных животных. И собак жалко, и людей жалко, и мы понимаем, что поступаем неправильно, но и отказывать людям в помощи тоже не можем. На сегодняшний день вопрос так и не решен.

Ну вот, пожалуй, и все. Как и в любой жизненной истории нет ни правых, ни виноватых. У всех свои доводы, свои причины, свои оправдания. Вот уже больше месяца бабушка моя плачет каждый день. Плачет не потому, что наш Джонни ушел. Плачет потому, что уходил он страшно. Какими доводами и соображениями оправдаю я эти слезы? Что я должен сказать? «Бабушка, не плачь, по закону наш Джонни всего лишь вещь». Вещи не оплакивают. Вещи не умирают.

Текст: Артем Орлов
Воркута Плюс