«Работать страшно»: Станционный смотритель, или беззаботное путешествие в недра воргашорского коллектора

Ох, как нас стращали. Меня, в частности. И пугали, и предостерегали… Поездку на следующий, выбранный редакцией объект предварял насыщенный подготовительный этап. «Ты одень что-нибудь старенькое, не нужное, чтобы выкинуть не жалко», – советовали с одной стороны. «Резиновые сапоги возьми обязательно», – убеждали с другой. Усилиями доброжелательных коллег в голове моей, пусть преждевременно, но все же был сформирован образ грядущего.

"продуктами жизнедеятельности" занимаются специальные бактерии

– Итак, поедешь на станцию аэрации, – сказали мне в редакции. Станция аэрации – название-то вроде бы легкое такое, воздушное.

– Это значит на очистные. Канализационные, – не без ехидства добавил мой коллега. Не подшучивал надо мной, пожалуй, только ленивый. Чего я только ни наслушался: и про запахи, и про большой адронный кАллайдер… Пока добирались до Воргашора, я надеялся на лучшее, но осмотрительно готовился к худшему. Сапоги я так и не нашел и поглядывал на свои кроссовки с нескрываемым сожалением.

Вот миловидная хрупкая женщина встречает нас у ворот. 

– Клибавичене Елена Сергеевна, и. о. начальника, – представилась женщина.

– Артем Орлов, журналист, – представляюсь я в ответ. При этом ловлю себя на мысли, что видок-то у меня тот еще – какая-то старая спецовка, местами рваная, какая-то видавшая виды куртка – оборванец, да и только. Но ведь и место к церемониям не располагает.

Не могу точно сказать, что я ожидал увидеть. Однако несколько кирпичных домиков, чистенькие асфальтовые дорожки уж никак не вписывались в картину ужасной очистной.

– У нас в основном все под землей. Вот мы с вами идем, а под нами люди работают, – говорит Елена Клибавичене.

Значит у меня все впереди, то есть внизу. Получаем противогазы и отправляемся на территорию. Я сразу замечу, что противогаз выдается не потому, что запах, вовсе нет. Тогда зачем? Обо всем по порядку.

– Наша задача – это очистка воды от продуктов нашей с вами жизнедеятельности. Стоки, которые поступают на станцию, на выходе превращаются в чистейшую воду. Глубина очистки составляет 98-99 процентов, – рассказывает Елена Сергеевна.

Сточные воды, проходя несколько этапов, очищаются механически, а также при помощи специальных бактерий и, наконец, обеззараживаются. Технологически процесс достаточно сложен и представляет собой цепь, где каждое звено имеет решающее значение. Процесс очистки подобен конвейеру – результат зависит от работы на каждом конкретном этапе. Тем временем мы осматриваем приемную камеру, куда поступают стоки для первичной механической очистки от крупного бытового мусора. Далее переходим к песколовке, задача которой улавливать минеральные нерастворимые частицы, и направляемся к проходному каналу.

Ходить приходится много – станция занимает значительную территорию – это целый комплекс, рассчитанный на переработку 1 200 кубических метров сточных вод в час. В былые годы на очистных трудились более ста человек. Сейчас персонал станции насчитывает 48 сотрудников, большинство из которых женщины.

По пути минуем первичный отстойник, который улавливает говорящие сами за себя плавающие вещества. Запах, конечно, ощущается, но это не критично. Не мешает нисколько. И кругом очень чисто. Настолько, что я начинаю сомневаться в необходимости резиновых сапог. Все надежды на проходной канал. По мере приближения к нему запах усиливается – происходит выпуск осадка из первичных отстойников.

Сам канал похож на бункер времен холодной войны – длинные коридоры с тянущимися по стенам трубами, уходящими в полумрак. В мягком свете ламп поблескивают насосы. Идем вперед, то и дело, ныряя под трубы, либо взбираясь по маленьким железным лесенкам. Возле вентиля одной из задвижек мы встречаем Ольгу Веденееву – звеньевую операторов очистных сооружений и ее помощницу, оператора Татьяну Дмитриевну.

Сюда, в проходной канал, они спускаются каждые два часа, для того чтобы произвести выпуск. Остальное время оператор работает на улице. Работа сложная, не женская, особенно зимой, когда весь снег и лед приходится расчищать вручную.

– Да, зимой очень сложно. Снега много и льда. Бывает, при выпуске лед сплошняком стоит. Зимой работы много – все подходы должны быть очищены, – говорит Ольга. – Но мы и летом много делаем. Мы еще красим, ремонт помогаем делать, разные работы выполняем.

Смена оператора длится двенадцать часов – с восьми до восьми. Да и самих операторов только двое.

– Тяжело вдвоем работать? – лезу с расспросами.

– Да, вдвоем трудно.

– И на работу не сетуете?

– Да вы что! Руки уже закалились от физического труда! – смеется Веденеева. – В первый год очень тяжело было, а сейчас уже ничего, втянулась.

Идем лабиринтами проходного канала, лавируя между насосами. Это, конечно, интересно, но где же обещанный антураж? А нет его. Все чисто и чинно. Пока что получается что-то типа «работать сложно», а мне позарез нужно «работать страшно»! Вот только где же его взять? Елена Сергеевна непрестанно вещает мне про технологические тонкости процесса очистки. Очень интересно, вот только мне, человеку бесконечно далекому от техники, понимание дается с трудом.

Выбравшись-таки на свет божий, с энтузиазмом направляюсь обозревать стадию, следующую за очисткой – обеззараживание. Но не тут-то было. Обеззараживание воды производится при помощи жидкого хлора в отдельно стоящем кирпичном здании – хлораторной, и заходить туда посторонним строго запрещено. Внутрь меня так и не пустили, отвечая категорическим отказом. А жаль. Здесь я вынужден вернуться к теме противогазов,  тех самых, что болтаются на моем плече, изрядно при этом мешая. Так вот, противогаз выдается ни в коем случае не для защиты от запахов, а на случай чрезвычайной ситуации. Поскольку на станции содержится жидкий хлор под давлением, сама станция является объектом повышенной химической опасности. И как бы нам не хотелось сгустить краски вокруг этой детали, противогаз – дань требованиям безопасности.

Продолжаем следовать за нашим экскурсоводом. Подходим к месту сброса очищенной и обеззараженной воды
в ручей Песцовый.

– За качество воды мы отвечаем. Контроль воды на выходе очень строгий. Мы определяем концентрацию хлора. У нас есть лаборатория химического и бактериологического анализа, которая производит постоянный мониторинг качества воды. Нас постоянно проверяют уполномоченные органы, такие как Росприроднадзор, Роспотребнадзор, – рассказывает Елена Клибавичене.

Здесь конечная точка длительного и сложного процесса превращения вод сточных в воды разве что не питьевые. По пути назад мое внимание привлекли объемные резервуары с жидкостью, которая бурлила и пузырилась на поверхности. Это этап биологической очистки, на котором в работу включаются специальные бактерии. Бережно охраняемые и капризные микроорганизмы питаются органикой, внося свой вклад в процесс очистки воды.

Вообще основная задача подведомственной Оксане Петровне лаборатории – осуществлять контроль по химическим и микробиологическим параметрам технологического процесса очистки воды на очистных поселков Воргашор и Северный.

Шелестя бахилами, я прохожу из одного зала в другой, с особым восторгом замирая перед большим черно-желтым знаком «биологическая угроза» – ну прям как в забугорном фильме про эпидемию, выкосившую все человечество. Там ведь все всегда начинается с маленьких лабораторий в маленьких городках.

Что ж, на этом наш день на станции подошел к концу. Лаборатория – последнее место, которое нам предстояло посетить. В какой-то по-советски уютной, почти домашней комнате административного здания мы пьем чай, которым нас любезно угостила Елена Сергеевна. Остается лишь жалеть, что я одет как люмпен. Все рекомендации моего окружения и гроша ломаного не стоили. Вполне можно было ехать в парадном костюме. Работать здесь, конечно не сахар, конечно, сложно, но уж точно не страшно. И я выяснил это эмпирически. Знаете, туалет на Ярославском вокзале – вот место, производящее действительно гнетущее и воистину неизгладимое впечатление.
Вот где работать – страшно.

Текст: Артем Орлов
Фото: Дмитрий Бутов
«Воркута Плюс»